Три великих жизни [сборник 1968] - Вера Михайловна Корсунская
Шрифт:
Интервал:
— Как же не помнить. Он и тогда был решительным. Что, лет четырех был Калле?
— Исполнилось четыре года. Как он смотрел на тебя! Прямо в рот, когда ты называл растения. Тогда-то мы и дали ему место для отдельного садика…
Пастор Нильс выбил трубку и медленно заложил новую порцию табака, но не стал закуривать, смотря куда-то вдаль, поверх головы жены, поверх кустарников и трав.
Он все очень хорошо помнит. Кажется, это было в воскресенье. К ним пришли соседи, и все решили отправиться на ту сторону озера. День был теплый, солнечный. Христина взяла с собой Калле.
Дорогой разговорились о растениях. Пастор Нильс срывал некоторые экземпляры, называл их и объяснял свойства. Друзья, сельские жители, с большим вниманием слушали, спрашивали: ядовиты эти растения или полезны, можно ли ввести их в культуру? Живая, веселая беседа о растениях заняла внимание всех.
Маленький Калле с таким жаром смотрел на отца, так проникновенно слушал, как будто желал запомнить его слова на всю жизнь. Ему хотелось узнать названия всех растений, и он все переспрашивал отца. Наконец тот сказал, чтобы мальчик старался запоминать названия с первого раза, потому что повторений больше не будет. И Калле сосредоточил все свои силы, напряг всю свою волю, внимание, чтобы удержать в памяти рассказы отца. Глаза у него засверкали огнем.
Мать даже испугалась за состояние здоровья мальчика и прижала его к себе. Он умоляюще посмотрел на нее: «Не мешай, прошу тебя, мама», — и движением глаз указал на отца и растение, которое тот держал в руке. Кажется, это была орхидея.
Первый урок ботаники заставил родителей заметить интерес ребенка к растениям. Ни одного дня мальчик не мог провести, не задавая отцу вопросов о них. Все дни, если только не удерживала дома непогода, он проводил в саду с доброй и умной матерью. Родители отвели ему место для нескольких грядок — садик Калле. Сюда приносил он из поля и леса полюбившиеся ему растения, высаживал и заботливо выхаживал их.
— Конечно, с гимназией вышло не очень ладно, аттестат у Карла не радует, но будем надеяться на создателя и его милость, — закончил пастор Нильс.
— И почтенного профессора Гумеруса, — добавила Христина. — Он, разумеется, не откажется помочь нашему Карлу. А потом мы попытаемся сберечь еще немного денег для него.
У родителей Карла Линнеуса было вполне достаточно оснований тревожиться за судьбу сына: не везло ему с учением. С самых ранних лет с мальчиком происходило, на их взгляд, что-то непонятное. Все окружающие, как и отец с матерью, находили его смышленым, любознательным ребенком. Вопросами о цветках, листьях, жуках он ставил в тупик своих наставников.
А в то же время, как только дело касалось учения, Калле придумывал всякие причины, чтобы хоть оттянуть как-нибудь уроки. Казалось, растения, сад так вошли в его душу, в такой степени заняли воображение, что больше не осталось места ни для чего другого, кроме этой единственной пылкой страсти.
Отец охотно поощрял любовь Карла к растениям. Он и сам их очень любил, но считал увлечение ими вторым делом. Первое же, самое главное дело сына, — готовиться к духовному званию.
Первенец должен наследовать приход отца. И вот семилетний Карл начинает учиться, а вместе с этим настает пора страданий для него и для родителей. Дня не проходило спокойно: Карл бежал от уроков, от учителя. Всем своим маленьким существом бунтовал он против формальных начал обучения.
И теперь, когда все это уже миновало и Карл стучится в дверь Лундского университета, мать все еще не может забыть огорчений и слез — своих и сына — в те годы.
Сколько настойчивости пришлось ей проявлять изо дня в день, чтобы посадить сына за уроки. Для этого надо было прежде всего вытащить его из садика, где он пропадал целыми днями, прятался под кустами, между грядками.
Да он же тупица!
— Подальше от этого сада! Пусть едет в Векшьё, — решил отец. Векшьё был уездный городок в тридцати милях от Стенброхульта.
Здесь Карла ждали настоящие страдания. Можно без преувеличения сказать, что в низшей грамматической школе, в которой он проучился целых пять лет, начиная с 1716 года, легко было отупеть, потерять интерес к живому знанию, с головой погрузившись в зубрежку. Только ее и ее требовали, только ее и признавали педагоги этой школы. Они отравляли сердце детей своей грубостью и жестокостью.
В школе не было места улыбке ребенка, его вопросам о непонятном, радости узнавания нового, — все это исключалось бессмысленным зазубриванием начатков наук с обильной приправой тяжелых наказаний.
Тупые, черствые люди, учителя грамматической школы издевались над маленьким Линнеусом и его любовью к растениям. Они находили ребенка глупым, раз он не твердил заданных страниц.
— Волосы становятся у меня дыбом, когда я вспоминаю об этой школе, — такую суровую оценку дает бывший ученик грамматической школы в Векшьё много-много лет спустя.
— Маленький ботаник! Ха-ха, маленький ботаник, — издевались учителя, вместо того, чтобы поддержать и развить интерес ребенка к природе.
— Маленький ботаник, — дружным хором дразнили мальчишки.
Даже покровительство ректора школы, господина Ланнеруса, по счастью также любителя растений, не могло оградить Карла от насмешек.
У Ланнеруса был хороший сад, и он разрешил мальчику заниматься в нем. Он же познакомил его с доктором Ротманом, врачом и преподавателем. Оба они внимательно и с уважением отнеслись к наклонностям незадачливого школьника, разглядев, несмотря на дурные отметки, его истинное дарование, наблюдательность, способность интересоваться и размышлять.
Немудрено, что Карл Линнеус в часы занятий с восторгом мечтал о спасительном звонке, с которым выбежит из постылой школы на улицу, на свежий воздух.
Окрики и брань учителей, удары линейкой, сидение в карцере, насмешки
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!